Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №4 за 1998 год
— Хотите, я принесу и покажу вам живую лягушку? У нас особые, громадные. Они сидят в бочке с водой.
— Верю, верю, — поспешил сказать я.
А тут как назло Ко Вин Мьинт пустился в воспоминания о том, как в детстве, в деревне, он любил лакомиться жареной лягушачьей икрой. Я сразу отодвинул миску с лягушатиной подальше и налег на рис. От всемирной пепси-колы мы отказались и решили утолить жажду каким-нибудь местным напитком.
Лучше, чем сок сахарного тростника со льдом и лимоном, вряд ли что придумаешь. Сок выдавливают из тростниковых очищенных стеблей прямо на улице специальной соковыжималкой. Зеленоватая жидкость стекает по желобку в посудину. Конечно, вокруг роятся полчища мух. Ну, да ладно. Очень пить хочется. Вкус у напитка приторный, но освежающий. Я бы охарактеризовал его так: приятно-противный. Все-таки, скорее, первое. Тем более, что пьем мы сок вместе с владелицей соковыжималки, улыбчивой, симпатичной девушкой. Щеки ее, как и положено, густо напудрены танакой-местной косметикой.
По пути домой соображаю: надо что-нибудь купить на десерт. Заходим на небольшой фруктово-овощной базар около реки. И сразу же в нос ударяет довольно неприятный запах, вроде прелого лука, только хуже. Ага, значит, есть дурианьг. И точно. На прилавках, а то и просто на земле лежат целые горы больших плодов, похожих на зеленых ежей. Не обращайте, если можете, внимания на вонь. Они сладкие. Правда, я не большой любитель дуриана. Но раз уж у меня сегодня день экзотического питания, то покупаю одного «ежа».
Домой с Ко Вин Мьинтом возвращаемся к вечеру. Опять что-то есть захотелось. Быстренько чищу побольше картошки, поджариваю с лучком. Приглашаю друга разделить трапезу. Да, у меня же в холодильнике осталась селедка из старых московских запасов! Предлагаю кусочек Ко Вин Мьинту. Он с отвращением морщится:
— Извини, сырую рыбу я есть не буду. Не могу. Вот если бы ее поджарить...
Ну, уж нет. Хотя и прошло немало лет, до сих пор мне становится дурно, когда вспоминаю омерзительный запах селедки, которую в нашем общежитии жарили вьетнамские студенты. Я дал Ко Вин Мьинту обычную вареную рыбу, а сам лакомлюсь селедкой. Он смотрит на меня с ужасом и недоверием.
После картошки я, стараясь не дышать, жую сладкую мучнистую мякоть дуриана, а мой приятель достал коробку с маринованными, а точнее, вымоченными под гнетом чайными листьями. Помимо листьев, в комплект входят пакетики с жареным арахисом, кунжутом, чесноком и мелкими кузнечиками. Ко Вин Мьинт берет щепоть насекомых и отправляет в рот.
— Вкусно? — спрашиваю. — Нормально. Вот только лапки и крылышки в зубах застревают.
Николай Листопадов
Рангун, Бирма
Рассказ: Деньги колдуна
Фураль возвращался в свою деревню. Попутный грузовик из Перпиньяна доставил его почти до места. И теперь он шел не спеша по безлюдной горной дороге. Неожиданно его обогнал какой-то полуголый придурок. Таких он еще не встречал здесь, в Восточных Пиринеях.
Несомненно, идиот, но не из тех, что с головами величиной с котел. Есть у них парочка в деревне. А этот, видимо, какой-то новой породы.
Приглядевшись получше, Фураль зачислил сумасшедшего в категорию буйных. Красная шея и руки, рыжеватая кожа, видневшаяся сквозь прорехи нелепой разноцветной одежды, здоровенная красная рожа с улыбкой от уха до уха — все говорило об этом.
На вершине сумасшедший остановился и замер, как громом пораженный.
— Боже мой! — воскликнул он, когда Фураль поравнялся с ним. — Посмотрите туда!
Фураль посмотрел и ничего не увидел. Чокнутый продолжал;
— Вот уже месяц как я таскаюсь по этим чертовым Пиринеям. Излазил все долины и леса. Все зеленое, как зеленые бобы. И наконец нашел то, что нужно! Почему мне никто не сказал про это место?
Дьявольский вопросик! Впрочем, Фураль промолчал. Сумасшедшие ведь обычно сами себе отвечают. Он просто продолжил свой путь и стал спускаться по склону. Но идиот не отставал.
— Что это, скажите ради Бога? — вопрошал он, идя следом. — Кусочек Испании, перешедшей границу? А может, я попал в лунный кратер? О, эта цепь красных гор вокруг! Она меня сводит с ума. А эти розовые и желтые луга! Поблизости есть деревня? Или мы уже в царстве мертвых? Мне определенно здесь нравится. Вы слышали когда-нибудь о сюрреализме? Нет? Так вот, эта долина — совершеннейший пример сюрреализма. Сюрреализма, воплощенного в жизнь. Посмотрите на те дубы! Они похожи на сказочных заколдованных великанов, несомненно, добрых и бесстрашных. Под их корой течет не сок, а настоящая человеческая кровь. Дайте срок, и я — только с помощью кисти и холста — верну их к жизни!
Фураль сильно сомневался в чародейских способностях говорившего, но из боязни примирительно кивнул. Так они прошли еще километра три под непрестанную болтовню странного типа и осторожные «да» и «нет», издаваемые иногда Фуралем.
— Волшебный край, он создан для меня, — вопил сумасшедший. — Какая удача, что я не поехал в Марокко! Похоже, деревня впереди? Фантастично! Ну и дома... Пристанища троглодитов... В них даже окон-то нет. Мне нравится этот безумный желтый цвет! Это так по-испански! И колокол, висящий, словно в клетке.
Черный, как ваша шляпа. Замерший. Да, пожалуй, верное определение. Мертвый колокол на виселице — контражуром по фону голубого неба. Простите, вам это не кажется забавным? Вы не поклонник сюрреализма? Тем хуже для вас, мой друг, потому что — я открою маленькую тайну — ведь именно такие типажи дали толчок к рождению сюрреализма. Я, например, влюблен в черную одежду, которую вы все тут носите. Тоже частичка испанского духа, не считаете? Когда я смотрю на здешних людей, то воображаю их черными дырами в потоке света.
— Всего хорошего, — сказал Фураль.
— Подождите, — сказал чужак, — где здесь можно остановиться? Тут есть гостиница?
— Нет, — ответил Фураль, входя в свою калитку.
— Господи! Но я надеюсь, кто-нибудь сдаст мне комнату?
— Нет.
Этот чудак похоже расстроился.
— Ладно, — сказал он наконец, — я все-таки пойду поспрашиваю.
Он медленно двинулся по улице. Фураль видел, как он разговаривал с мадам Араго, которая отрицательно мотнула головой. Потом незнакомец вступил в дискуссию с булочником, но и тот ответил отказом. Это ничуть не обескуражило краснорожего типа. Он купил батон хлеба, а у Барелье разжился сыром и вином. Затем уселся на лавке, а подкрепившись, встал и медленно стал взбираться в гору.
Фураль решил, что будет лучше не упускать его из вида. Поэтому он двинулся к окраине деревни, где по склонам холмов раскинулся небольшой лесок. Здесь он увидел незнакомца, стоявшего в раздумье. Повертев головой, рыжий направился к маленькому одинокому сараю.
Это ветхое строение принадлежало Фуралю, точнее его жене — перешло по наследству от ее родителей.
Их сыну вполне подошел бы этот дом, считал Фураль. Если бы у них был сын, конечно. И Фураль решительно — не очень быстро, но и не очень медленно — двинулся за сумасшедшим. Ну, так он и думал! Тот уже заглядывал сквозь ставни и даже попытался открыть дверь. Явно замыслил какую-то пакость.
Тут мужчина стал оглядываться по сторонам и, заметив Фураля, спросил:
— Здесь никто не живет?
— Нет, — ответил Фураль.
— А чей это дом?
Фуралю ничего не оставалось, как признаться в факте обладания сим «великолепием».
— Могу я его снять? — спросил чужак.
— Что это значит?
— Я хочу снять ваш дом на полгода.
— Зачем?
Тогда тот показал свою ладонь, вытянув большой палец, и произнес оч-чень медленно:
— Я художник. Живопись! Понимаете?
— Да, — сказал Фураль.
Теперь мужчина вытянул свой указательный палец:
— Здесь я смогу работать. Мне нравится дом и вид. Мне нравятся эти дубы.
— Хорошо.
Незнакомец показал ему средний палец:
— Шесть месяцев. — Да.
Безымянный палец поднялся кверху:
— В этом доме, на этой желтой земле, похожей на игральную кость среди дикой пустыни. А скорее — на череп!
— Ну-у...
Наконец Фураль увидел перед своим носом мизинец незнакомца.
— Сколько... Сколько вы просите... за то, чтобы я жил и работал... В этом доме... шесть месяцев?
— Зачем?
От последнего вопроса незнакомец забегал кругами. Фураль дал себя втянуть в длинный никчемный спор, пытаясь объяснить, что здесь все живут по-людски, никто не снимает чужих домов, ведь у каждого имеется свой.
— Но мне нужно где-то положить свои холсты и краски, — скрежетал зубами голодранец.
— Тем более я не пущу вас.
Незнакомец выдавил из себя несколько слов на непонятном языке, гаком странном, каким говорят наверное только в аду. Фураль сложил из пальцев «козу» и показал этому новоявленному колдуну, как вдруг услышал:
— Сколько вы хотите за свою развалюху? Я куплю этот сарай. Фураль вздохнул с облегчением, убедившись лишний раз, что
